Семнадцатого ноября 1982 года эти идеи оказались в центре выдающихся дебатов Александера с другим знаменитым архитектором, Питером Айзенманном, которые состоялись в стенах Гарвардской высшей школы проектирования. Сегодня эти дебаты считаются классикой, чем отчасти обязаны едким и даже неприличным замечаниям, которые раздавались в аудитории. Айзенманн, архитектор-постмодернист и деконструктивист, работал с Жаком Деррида и стремился свергнуть с престола модернизм, а также ослабить его влияние на функциональный дизайн. По его мнению, архитектура должна быть смелой, эксцентричной, противоречивой и сбивающей с толку. Она должна создавать, а затем разрешать хаотическое напряжение. Одним словом, задача архитектуры заключается в отражении волнений и противоречий нашего времени. Александер же питал отвращение к такому взгляду на архитектуру. Он верил, что здания и города должны рождать чувство гармонии, подобно стрекозе на лепестках сакуры.
Александервиль: тесная связь и облик городов
Дизайн и проектирование обязаны удовлетворять глубинные потребности людей. Но если архитекторы и дизайнеры должны учитывать в своей работе наши психологические потребности, то что конкретно они должны знать?
В работе «Город как механизм поддержания связи между людьми» («The City as a Mechanism for Sustaining Human Contact») Александер рассмотрел эту проблему, основываясь на результатах психологических, социологических и психиатрических исследований. Он предположил, что общечеловеческая потребность в тесной связи с другими является основой нашего благополучия. «Человек может быть здоровым и счастливым, только если он находится в тесной связи с тремя-четырьмя другими людьми, – писал он. – Общество будет здоровым, только если каждый его член на каждом этапе своего развития будет находиться в тесной связи с тремя-четырьмя другими людьми».
Контакты между людьми должны принимать определенную форму и подразумевать искренность и откровенность, то есть люди должны встречаться друг с другом практически каждый день, причем в сугубо неформальной обстановке, которая не подразумевает никаких обязательных ролей. Единственная цель таких встреч – передать глубинное ощущение своего «я» другим.
Александер верил, что до промышленной революции малые города полностью удовлетворяли эту потребность в тесной связи. Но индустриализация привела к тому, что люди начали жить более обособленно и дистанцировались друг от друга. В итоге получил широкое распространение синдром автономии-изоляции, представляющий собой серьезную угрозу индивидуальному и общественному благополучию. Александер определял его как патологическую веру в самодостаточность и автономию, которую символизирует ребенок, в одиночестве играющий в большом саду частного дома. Многие восприняли бы этот образ как положительный, но для Александера он олицетворяет систему, в которой произошел серьезный сбой и которая подвергает опасности благополучие каждого отдельного человека и общества в целом.
Одно из решений этой проблемы заключается в создании правильных с психологической точки зрения проектов зданий, которые удовлетворяли бы потребность людей в тесной связи друг с другом. Александер предлагал проекты городов, которые стимулировали бы социальные контакты, в частности создавали бы условия для общения детей и случайных визитов взрослых друг к другу. Его проекты основывались на двенадцати геометрических элементах и чрезвычайно плотной модульной структуре, которые способствовали бы спонтанным встречам. Я не буду вдаваться в детали предложенного проекта – который мы для простоты назовем Александервилем, – потому что спустя несколько лет после его создания сам автор назвал его слишком ограниченным и детерминистским. Давайте лучше обратимся к его учению о том, что правильный облик городов способен удовлетворять человеческие потребности и, следовательно, повышать качество нашей жизни.
Как психолог личности я ознакомился с его теорией человеческих потребностей и архитектурных форм с большим интересом, но, конечно, тоже с определенной долей скепсиса. Вспомните выражение, с которого мы начали главу 1: «Каждый человек в чем-то похож на всех людей, в чем-то – лишь на некоторых, а в чем-то не похож ни на кого». Александер утверждал, что каждый из нас нуждается в близком общении, которое должны обеспечивать его города. Но, в чем мы уже не раз убеждались, людям присущи индивидуальные особенности – то, в чем они похожи лишь на некоторых или вовсе ни на кого, – которые сделали бы жизнь в Александервиле настоящей сказкой для одних, обыденностью для других и адом для третьих. Наиболее примечательной в этом отношении является характеристика «интроверсия – экстраверсия». Частые, по сути ежедневные, и насыщенные встречи с тремя-четырьмя людьми придутся по душе экстравертам. Но что насчет интровертов? Лично я так не думаю.
Итак, Александервиль – это модель города, основная цель которого состоит в том, чтобы обеспечить каждого из нас регулярным и неформальным общением; место, в котором люди живут в теснейшей связи друг с другом и постоянно подвергаются социальной стимуляции. Теперь давайте перейдем к другой модели и другому взгляду на то, как городская стимуляция влияет на наше благополучие. Речь пойдет о Милгрэмополисе.
Милгрэмополис: город как перегрузка
Мы познакомились со Стэнли Милгрэмом еще в главе 1, когда обсуждали феномен знакомых незнакомцев. Милгрэм рассматривал эту тему в контексте более комплексной теории о том, как города влияют на человеческое благополучие. Его взгляд на город в том, что касается уровня социальной стимуляции, прямо противоположен позиции Александера. Для Милгрэма город представляет собой источник стимуляции, которая, накапливаясь, пагубно сказывается на нашем благополучии.
Он предположил, что человек, живущий в городе, вынужден считаться с тремя демографическими особенностями: большим числом людей, сжатым пространством (и, как следствие, высокой плотностью) и социальной разнородностью. Эти три фактора, действующие вместе, создают психологическое состояние информационной перегрузки. Согласно Милгрэму, такая перегрузка давит на психику и заставляет людей использовать адаптивные стратегии, уменьшающие количество и интенсивность стимуляции. И хотя на уровне отдельных индивидов данные стратегии благотворны, на коллективном уровне они создают проблемы. Предлагаю рассмотреть три адаптивные стратегии, которые мы можем использовать для борьбы с перегрузкой.
Во-первых, можно уменьшить количество и качество времени, которое мы тратим на источники стимуляции. Чтобы понять, что я имею в виду, посмотрите, как отличается ритм жизни в городах от ритма жизни в сельской местности. Само собой, в городах ритм намного выше: люди быстрее ходят, а их диалоги друг с другом заметно короче. Ускоряя шаг, мы не замечаем людей и события, которые вносят вклад в перегрузку. То же самое справедливо и для нашего взаимодействия друг с другом. Например, в ходе одного исследования выяснилось, что в мегаполисах процесс покупки марок на почте проходит гораздо быстрее, чем в малых городах. Скорее всего, это ускорение сопровождалось снижением качества общения. В небольших населенных пунктах посещение почты нередко перерастало в разговор о погоде, приятеле вашей сестры и домашних животных. Жители крупных городов, возможно, тоже не прочь поговорить на подобные темы, но физически не могут себе это позволить: за ними в очереди стоит десяток других желающих купить марку или оплатить услуги. «Приятного дня. Следующий!» – вот и все, что успевает сказать сотрудник почты.
Во-вторых, можно не обращать внимания на информацию, имеющую низкую значимость. Мы можем просто игнорировать определенные стимулы. Однако эта стратегия, несмотря на защиту от перегрузки, порой приводит к нежелательным социальным последствиям. Вспомните о разнородности – в городах живет чрезвычайно разношерстная публика. Кроме того, каждый из нас в течение дня оказывается во множестве разнообразных ситуаций. В случае с людьми эта адаптивная стратегия приводит к тому, что мы игнорируем индивидов, не имеющих для нас большого значения. Мы можем отфильтровывать всех, кому за тридцать, или, наоборот, тех, кому нет тридцати, людей с татуировками, низкорослых, попрошаек или обладателей Range Rover. Какие бы критерии вы ни использовали, они должны быть практичными и допускать моментальное реагирование. Размер, цвет, элементы стиля хорошо различимы и служат эффективными фильтрами. Но, если вы, например, не хотите вступать в контакт с престарелыми социологами-постмодернистами определенной политической ориентации, вам будет нелегко их заметить, а значит, и проигнорировать. Хотя сланцы, бородка и рюкзак не могут не вызвать подозрений.
